ПОСЛЕДНИЙ ЭРЕ И НОСОК С ПРАВОЙ НОГИ
Невыдуманный, истинный и правдивый новогодний рассказ,
написанный для зачтения на студии Андрея Дмитриевича
Балабухи и по его заданию.
В предверии Нового Года позвонил я в Швецию, в тот самый
литературный санаторий, что на острове Готланд, где отдыхают и творят
писатели балтийских стран, и где клиенты из нашего Союза тоже не раз
бывали - например, Андрей Дмитриевич Балабуха.
На проводе - дама с нежным голоском, по имени Карен, из
обслуживающего персонала. Говорим на смеси пиджин-инглиша, шведского
и русского. Однако друг друга понимаем!
Представляюсь, поздравляю с наступающим. В ответ - тем же
концом, со всей европейской политесностью. Поболтали, похихикали,
затем я намекаю, что не худо бы получить к Новому Году какой-нибудь
сувенир с Готланда, совсем пустячок, но с тайным литературным смыслом.
Тут Карен разражается целой речью, из которой становится ясно, что она
коллекционирует такие сувениры-пустяки, оставшиеся из-под балтийских
писателей. Однако не книжки, не автографы и не фото с дарственной
надписью, но предметы интимного свойства, которые творцы нетленного
забывают в номерах, выезжая с Готланда на родину - в общем, такие
вещицы, коих касалась не рука, а писательские губы и другие части
тела, обычно скрываемые под одеждой. От одних достаются ей зубочистки,
от других - обмылки, бритвенные лезвия и изделия резинотехнической
промышленности, от дам-авторесс - лифчики, колготки и тюбики губной
помады, от поэтов - пивные банки и клочья выдранных волос. Жемчужина
ее собрания и самый ценный приз - носок с отпечатком левой ноги
одного именитого немца, лауреата Букера; носок Карен хранит в тройной
полиэтиленовой упаковке, чтобы не истончился и не рассеялся аромат
творчества. Как всякий истинный коллекционер, она повествует о своих
сокровищах с придыханием, описывает вид и запах, а также палисандровые
ящички, где все это добро лежит, и специальные наклеечки на них.
Спрашиваю, что ей досталось после Андрея Балабухи. Карен сразу
начинает ворковать: о, Андрэ Балбссон, Андрэ Балбссон!.. этот невероятный
Андрэ!.. ка-акой мужчина!.. ка-акой шарм!.. ка-акая борода!.. ка-акой...
Досталось-то что? - спрашиваю.
Карен тем же воркующим голоском отвечает: банка из-под
маринованных огурчиков и пластиковая вилочка, которой Андрэ эти огурчики
вылавливал.
Беру быка за рога и говорю: не поделитесь ли с нами каким-нибудь
писательским предметом в качестве новогоднего презента? Вот от Андрэ у
вас банка и вилочка... Может, один раритет нам пришлете? А если не вилку
и не банку, то, скажем, кружевной бюстгалтер или колготки, желательно
"голден леди"?
Никак нельзя, поясняет Карен; коллекция есть коллекция, каждая
вещь дорога, можно сказать, бесценна, а что до колготок "голден леди",
то авторессы их не носят, нет у них денег на подобную роскошь. Но кое-что
она, Карен, может прислать. Вот убирала она номер после Андрэ Балбссона и
нашла тайную заначку под матрасом, монетку в один эре, последний шведский
денежный знак, который он не успел пропить и проесть. Этой монеткой она
меня и одарит, но не просто так: в обмен я тоже должен отправить ей
новогодний сувенир, ибо от Михеля Ахманссона в ее коллекции нет ровным
счетом ничего.
Я, разумеется, соглашаюсь. В самом деле, что за коллекция без
Ахманссона? Как-никак, я тоже балтийский писатель, хоть на Готланде не
бывал и не творил под шведским небом всяких фантастических историй.
И что вы думаете? Приходит мне 23 декабря посылка экспресс-почтой
с этим самым эре, и с кое-чем еще, и с поздравительной открыточкой от
Карен. Писано по-шведски, но все понятно: пожелания, приветы, а особый
- Андрэ Балбссону, чтоб не забывал о том, где самые темпераментные женщины
живут вовсе не в Бразилии, не на Таити, а в прекрасной и близкой Швеции.
Еще намек: мол, жду ответного презента.
Думал я думал, долго думал, целый день, потом с женой
советовался и спорил, но она не позволила подарить Карен мои любимые
трусики с попугаями. Взревновала! А раз ревнует, значит любит!
В общем, пошел я на почту и отправил Карен носок с правой ноги.
Чем я хуже того букеровского немца?
|