Дмитрий Каралис

"Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010"

СПб, 2011, изд-во "Коло", 544 стр., тираж 3 000 экз.

Прозу Каралиса я всегда читаю с удовольствием, но эта книга не предназначена для быстрого чтения. Она очень поучительна и содержит не только личный дневник за двадцать семь лет, но и отрывки из произведений автора, историю их создания, мнения о различных людях и событиях; словом, это бесспорно документ эпохи. Читать ее и читать, думать над ней и думать, а также вспоминать, что было со мной самим в годы, описанные Каралисом. Я полагаю, это свойство значительной и удачной книги мемуарного плана - знакомясь с жизнью автора, идешь как бы рядом с ним, идешь по своей жизни, сравниваешь, споришь, возражаешь, соглашаешься... В каком-то смысле дневник Каралиса - это и мой дневник, и всей нашей интеллигенции, пережившей суровую четверть века. Этот период еще не кончился, но уже можно сказать, что чувствуем мы себя не слишком уютно: одни разбежались по чужим странам, а из оставшихся многие пребывают в забвении и нищете.

Но вернемся к книге. Думаю, что прочитав ее полностью, я снова напишу о ней, а сейчас мне хочется поговорить об одной из сюжетных линий, особенно меня заинтересовавшей. Она касается "вхождения" молодого писателя в литературу. У Дмитрия Каралиса данный процесс начался в 1983 г или даже раньше, у меня - в 1990-92 гг, и достойно удивления, насколько разными путями мы шли. Путь Каралиса я бы назвал традиционным для Советского Союза, где писатель являлся редким зверем, членом касты избранных, а потому дорога в литературу, в толстые журналы и солидные издательства (разумеется, государственные - других тогда не имелось) была весьма тернистой. Начинающему автору полагалось заручиться поддержкой известных писателей, вступить в молодежное ЛИТО, творить идеологически выдержанные рассказы и повести, рассылать их по журналам, ходить по редакциям и выслушивать такие мнения: "Плохо, не берем"; "Неплохо, но нам уже что-то такое прислали. Не берем"; "Очень хорошо, но все равно не берем". То была дорога унижений, на которой талант значил гораздо меньше, чем полезные связи. Один из более опытных коллег дал Каралису такой совет: "Ехать в Москву, пить с издателями, заводить знакомства". К счастью, эта эпоха закончилась. Однако и сейчас хватает бед: идеологический пресс сменился коммерческим, и чтиво хлынуло потоком. Приоритет многих издателей таков: два убийства на каждые три страницы; в крайнем случае - изнасилование, но зверское.

Меня судьба уберегла от этих игрищ. В самом начале девяностых я перевел две фантастические книги (Филипа Фармера и Стерлинга Ланье), и в 1992 г издатели сами меня пригласили, как-то узнав об этих переводах. Я никогда не писал рассказов и не имел дела с журналами и государственными издательствами; мои первые романы вышли в "Эксмо" в 1996 г без каких-либо сложностей. Не могу сказать, что мою дорогу в литературу устилали розы, но она была несомненно легче и проще, чем у Дмитрия Каралиса. Это положительное веяние времени, а отрицательное... Ну, об этом уже говорилось: два трупа на три страницы.

Иногда встречается такой понятие: "книга жизни" писателя. Это не обязательно дневники или автобиография; "книгой жизни" может стать особое, лучшее, самое достойное произведение, а временами - два или три. Читая "Петербургские хроники" я невольно позавидовал Каралису - он свою "книгу жизни" написал.