ВОЯЖ 15. ТРИНАДЦАТЫЙ ИСТОЧНИК КАРЛОВЫХ ВАР
Как говорили латиняне, singula de nobis anni praedantur
euntes, что означает: годы идут, похищая у нас одно за другим. Вот
и у Ахманова с супругой похищена былая резвость, косточки побаливают,
суставы поскрипывают, в поясницу будто кол воткнули... Словом, созрели
они для Карловых Вар, чтобы, как выражались те же латиняне, отдаться
на милость vis medicatrix naturae - то есть целительных сил природы.
Собрались они и поехали лечиться.
Их спа-отель назывался "Сметана", а рядом, в отеле "Чайковский",
обосновались Маша с Олей, приятные дамы за пятьдесят, подружки жены
Ахманова, так что писатель, сопровождая всех троих к источникам с
пользительными водами, выглядел точно саудовский араб с гаремом. Во
всяком случае, арабы, которых в Карловых Варах как тараканов на кухне,
косились на него с завистью.
Отель "Сметана" был четыре звезды и очень приличный, а отель
"Чайковский" - тоже четыре звезды, но пороскошнее и подороже. Это
отвечало рейтингу двух музыкантов: Сметана, конечно, знаменитый чешский
композитор, но все же не Чайковский. Однако тут и там лечили превосходно,
мазали грязью, иглоукалывали во всевозможные места, прогревали, охлаждали,
массировали и очищали внутренности клизмами. Чтобы не затруднять пациентов
с одеванием-раздеванием, всем выдали белые махровые халаты, а к ним -
белые тапочки. Облачившись в такую одежку, Ахманов чувствовал, что уже
готов для бальзамирования.
Но главным в лечении являлась, конечно, бесплатная целебная
водица из пятнадцати карловарских источников. У каждого были свой номер
и своя специальность: какой от изжоги и гастрита, какой от камешков в
почках или там для правильной дефекации. Большая часть этих чудотворных
вод, с номера шестого по номер одиннадцатый, изливалась в старинной
колоннаде на берегу речки Тепла, а перед колоннадой была площадь со
скамеечками. Оле и супруге Ахманова прописали номер шестой, а Маше -
номер восьмой, но дамы, руководствуясь пословицей, что дареному коню
в зубы не смотрят, пили все номера. Ахманов же, дожидаясь, пока они
закончат свой променад, сидел на лавочке, глазел на арабов, негров и
китайцев и пил исключительно "Пльзеньский праздрой".
Еще Ахманов разглядывал план Карловых Вар, которым его снабдили
в отеле. На плане были помечены все целебные источники под своими
номерами, но имелось некое упущение, немыслимое при чешской аккуратности:
вот источники с первого по двенадцатый, вот пятнадцатый - все в центре
городка; вот четырнадцатый - тоже у речки, но на окраине. А тринадцатый
где?.. Ахманов тщательно исследовал план, но тринадцатого источника на
нем не было. Он спросил об этом у портье отеля, у гида и процедурных
медсестричек, но все только загадочно усмехались и отделывались шутками.
В один из дней жена Ахманова и ее подружки решили подняться на
возвышенность Диана, откуда открывался вид на город. Естественно, Ахманов
их сопровождал. Поднялись они на горку, а там - ресторан, сувенирный
киоск, смотровая башня с платным входом и в отдалении - зоопарк с
местными дикими животными. Дамы полезли на башню, а Ахманов сел на
лавочку в зоопарке и стал глядеть на животных. Их было семь: два диких
козлика, две дикие хрюшки и три кролика - тоже, разумеется, диких.
И тут к нему пристроилась старая цыганка. С ходу распознав
российского туриста, молвила она на чистом русском языке:
- Ай, красавец, ай, маладец, пазалоти ручку! Пазалоти, а я тебе
пагадаю!
Дал ей Ахманов двадцать крон, примерно доллар, и спрашивает:
- Ну-ка скажи, бабулька, какая у меня профессия? Чем я, значит,
занимаюсь?
Всмотрелась цыганка в его ладонь и молвила:
- Лихое дэло у тебя, милок, ты людям лапшу на уши вешаешь. Часом
нэ из палитиков?
- Нет, но вообще-то диагноз верный, - отозвался Ахманов и дал
цыганке еще двадцать крон. - А теперь погадай мне на мою кончину. Когда
случится и при каких обстоятельствах.
Поглядела на него цыганка и говорит:
- Нэ нада об этом, красавчик, нэ нада. Ужасная кончина будэт,
доиграешься со своей лапшой... Лутше я тебе сикрет скажу. Только сотню
дай.
Дал ей Ахманов сотню. Цыганка вылупила глаза и зашептала:
- Тайну тебе паведаю, голубь сизый... Тут, в лесу пад этой
горкой, ключ бьет, а вадица в нем - маладильная...
Ахманов поскучнел, жалея о пропавшей сотне.
- Ты, бабулька, ври, да не завирайся! Была б тут молодильная
вода, так все узнали бы, и выстроилась очередь от самой Праги! А такого
ведь нет!
- Нэт, - согласилась старая цыганка. - Нэт, патаму как источник
этот дьявольский, пад нумером тринадцать. Вода-то маладильная, но с
паследствией... проходит, правда, быстро... Хочешь, дарогу расскажу?
- Ну так и быть, расскажи, - произнес Ахманов. - Зря я, что ли,
сотню тебе дал?
Рассказала ему цыганка, и вышел тот путь недалеким - с горки
сойти по незаметной тропе, только не в сторону города, а в обратную.
Рассказала, выпросила еще двадцать крон и исчезла. Тут вернулись с
башни дамы, и Ахманов сообщил им большой карловарский секрет, купленный
у цыганки примерно за восемь долларов. Думал, посмеются они, а вышло не
так - сильно женщины взволновались. И хоть двинулось солнце на закат,
пожелалось им, чтобы Ахманов вел всю компанию к источнику.
Ну, voluntas populi suprema lex! Что в переводе с латинского
означает: воля народа - высший закон. Так что Ахманов смирился и повел
супругу с подружками вниз. Спустились они по тропке, глянь - и правда
источник! Течет водица из-под камня и вроде бы даже не мутная.
У дам все наготове - кружки, стаканчики, бутылочки. Присосались
они к воде как три горные козы, пьют и похваливают: аромат, дескать,
потрясающий, как у духов от Диора, и пузырьки точно в шампанском.
А жена писателя Ахманова покосилась на супруга и говорит:
- Ты тоже пей! А то если я помолодею, так к чему мне старый
пень! Пей, живо!
Ахманов выпил, но коньячную дозу, грамм пятьдесят. После с
трудом оттащил женщин от источника, и пошли они в свои композиторские
спа-отели, Маша с Олей к "Чайковскому", а писатель с женой в "Сметану".
Пришли, отужинали и легли спать.
Утром Ахманов проснулся, поглядел на супругу и изумился -
омолодилась-таки! Лет десять или пятнадцать сбросила, но сильно при
этом позеленела. Прямо как свежий огурец! Только без пупырышек.
Слез Ахманов с кровати и направился в ванную, где было зеркало.
Провел ревизию собственной внешности, но особых перемен не заметил - разве
что пушок на лысине появился. Тут и жена пробудилась, поглядела на руки,
взвизгнула и тоже ринулась к зеркалу. Ахманов начал ее успокаивать - мол,
изумрудный цвет ей очень к лицу, оттенок оригинальный, и теперь ее будут
принимать за зеленую женщину с Венеры. Но стать венерианкой супруга не
захотела и наотрез отказалась спуститься к завтраку. Вместо этого решила
она принять душ и растереться как следует жесткой мочалкой.
Пока супруга мылась, Ахманов вспомнил про ее подружек и набрал
номер Машиного мобильника. Но она не отзывалась, и Ахманов, похолодев от
страха, стал звонить Оле. Оля откликнулась сразу.
- Ты как? - спросил Ахманов. - Помолодела?
- Помолодела, - промолвила Оля со слезами в голосе. -
Помолодела, но как-то очень раздобрела... центнер за ночь набрала...
Едва хожу!
- Но все-таки ходишь, - сказал Ахманов. - Так что загляни-ка
ты к Маше. Не знаю, в чем дело, но она на звонки не отвечает.
- Как заглянуть, когда мне одеться не во что? - ответила Оля.
- Я в платье и туфли не влезаю, трусики лопнули, а бюстгалтер...
Тут она разрыдалась.
- Прекрати истерику, это пройдет, - строго сказал Ахманов. -
Надевай халат, он большой. Халат и белые тапочки.
Халаты, которые выдали в отеле, были рассчитаны на гигантов,
два раза можно завернуться. В трубке послышались шелест и сопение -
должно быть, Оля облачалась в махровую одежrу. Потом она сообщила:
- Халат подошел, но мне в дверь не протиснуться. Вот напасть
какая!
- А ты бочком, бочком, - посоветовал Ахманов.
- Бочком! - всхлипнула Оля. - У меня бочок как у беременной
слонихи! Боюсь дверь вынести вместе с косяками!
Однако сопение в трубке стало сильнее - кажется, Оля
протискивалась в коридор, а оттуда - в Машин номер. Прошло минут пять,
и она промолвила:
- Я у Маши, только здесь ее нет. В кровати нет и в ванной тоже.
- Как нет? - всполошился Ахманов. - Ты пощупай под одеялом, как
следует пощупай... может, она невидимкой стала...
- Щупаю, но там пусто, - доложила Оля. Потом вдруг ахнула: - Вот
она! Плавает под потолком у люстры и спит!
- Разбудить бы надо, - сказал Ахманов.
- Как разбудить? Здесь же потолки высокие, под четыре метра!
А на стул мне не влезть!
Секунду Ахманов пребывал в задумчивости, потом посоветовал:
- В ванной должна быть швабра. Возьми и потыкай ее.
- Потыкала. Спит, - вскоре сообщила Оля. - Что делать-то будем?
- Зацепи ее шваброй и вниз стащи, - распорядился Ахманов. -
Пусть на кровати лежит. Только придави ее чем-нибудь - телевизором
что ли...
Тут из ванны появилась супруга Ахманова, уже не зеленая как
огурчик, а нежно-салатная и почти в своих годах. Видно сила дьявольской
водицы пошла на убыть.
Увидев Ахманова с трубкой, жена сделала верные выводы и спросила:
- Ну, что там у девочек? Тоже позеленели?
- Нет, - ответил Ахманов. - Оля в телесах раздалась, еле в дверь
пролезает, а Маша вес потеряла, летает по воздуху в летаргическом сне.
В общем, дорогая, ты мне не мешай, я руковожу спасательной операцией.
- И он добавил в трубку: - Ольга, без паники, скоро в полном порядке
будешь. Ты за Машей последи, чтобы к потолку опять не взлетела. А то
грохнется с четырех метров!
- Не взлетит, - сказала Оля. - Я ее чемоданом придавила. У нее
чемодан тяжелый.
Прошла четверть часа, Маша обрела вес и открыла глаза - точно
в ту секунду, когда к жене писателя Ахманова вернулись естественные
краски, а к Оле - прежнее изящество. По наблюдениям Ахманова, сила
проклятой воды иссякла ровно через 666 минут, что подтверждает
зловещий смысл Числа Зверя.
У Маши не осталось никаких воспоминаний, но чемодан, которым
ее придавила Оля, и лопнувшие Олины трусики убедили Машу, что рассказы
подружек - не выдумка. Обсудив чудесное событие за рюмкой бехеровки,
дамы решили, что Ахманов должен поведать о нем в литературной форме,
с присущими ему талантом и правдивостью. Что и было сделано с большой
охотой, так как в ноутбуке у писателя Ахманова всегда свербит. Затем,
благополучно полечившись в своих отелях, поправив здоровье ваннами,
грязями и массажами, они, довольные и счастливые, улетели в
Петербург.
Но есть у Ахманова подозрение, что дамы прихватили с собой
флакончик с той молодильной водицей - надо полагать, для особо любимых
подружек. Ибо, как говорили латиняне, magna res est amor, что означает:
великая вещь - любовь.
|