Воспоминания о работе в Вычислительном центре ЛГУ
Один из моих корреспондентов собирает сведения по истории
отечественной вычислительной техники. По его просьбе я подготовил
этот текст.
Я учился на физическом ф-те Ленгосуниверситета с сентября 1962
по декабрь 1967, затем с января 1968 по декабрь 1970 был в аспирантуре
физфака и НИФИ и мае 1971 защитил диссертацию. Физфак тогда находился
по адресу набережная Макарова, дом 6 (сейчас там расположен ф-т
психологии, а физфак переехал в Петергоф). В Вычислительном центре
университета я работал на старших курсах и в аспирантуре с 1966 по
конец 1970, делал вычисления для диплома и диссертации. Вычислительный
центр находился в здании математико-механического ф-та по адресу
10-я линия Васильевского острова, дом 33/35.
ВЦ представлял собой коридор, два машинных зала слева от него
и, вероятно, служебные помещения для инженеров и техников. Коридор
был широким и в нем стояли три или четыре перфоратора, на которых
пользователи могли самостоятельно набивать программы и численные
массивы. В дальнем конце коридора сидела женщина-диспетчер, которой
можно было сдать текст программы для набивки (на специальных бланках).
Порядок работы был следующим. Пользователь писал программу
в машинных кодах М-20 на бланках и набивал ее сам или сдавал текст
в набивку диспетчеру. Затем колоду перфокарт с программой и данными
нужно было проверить - вручную с помощью перфокарты-"читалки" прочитать
коды на каждой перфокарте и сравнить их с исходным текстом на бланках.
Это была утомительная работа - обычно программа занимала двести-триста
перфокарт. Перфокарты с ошибками перебивались.
Диспетчеру подавали заявку на машинное время - насколько я
помню, на следующую неделю. Заявка не всегда удовлетворялась и к тому
же студентам и аспирантам время обычно выделяли ночью. Так как метро
еще не было, а летом разводились мосты, мне приходилось проводить в
ВЦ всю ночь, как минимум с 11-12 вечера до 6-7 утра, чтобы поработать
на ЭВМ час или два. Случались и такие ситуации, когда что-то в ЭВМ
ломалось, и время пропадало. Программу сначала нужно было отладить,
т.е. убедиться, что она написана правильно и нет пропущенных ошибок
на перфокартах, а затем уже приступать к счету.
В первом машинном зале слева от коридора находилась ламповая
ЭВМ М-20, во втором - БЭСМ-3М на полупроводниках. Размер залов -
примерно 50-60 кв. метров. Оперативная память (ОЗУ - оперативное
запоминающее устройство) этих ЭВМ составляла 4096 45-тиразрядных
ячеек (10000 восьмеричное). Центральными блоками являлись стойки ОЗУ
и пульт управления с множеством лампочек, на которых высвечивались
состояние регистров, номер текущей ячейки оперативной памяти и ее
содержимое. Насколько я помню, комплект вспомогательных модулей
был одинаковым на обеих ЭВМ: четыре магнитофона, четыре магнитных
барабана емкостью по 4096 ячеек, два устройства ввода с перфокарт,
два устройства вывода на перфокарты, устройство печати. Все эти блоки
были весьма громоздкими, выполненными не в пластике, а в металле.
Например, каждый магнитофон - шкаф высотой около двух метров и почти
метровой ширины.
Несмотря на малую (по современным понятиям) мощность, нам,
физикам, удавалось решать расчетные задачи квантовой механики,
разумно манипулируя оперативной памятью и дополнительным ресурсом
на магнитных барабанах и лентах. Примеры таких задач: расчет
волновых функций атомов, расчет электронной структуры и волновых
функций твердых тел с кристаллическим строением и сложных молекул
(такие задачи возникают при разработке новых материалов). Программы
подобного типа были очень времяемкими и требовали ста, двухсот и
более подходов к машине по два часа каждый. Должен заметить, что
в те годы ЭВМ использовали очень немногие аспиранты и сотрудники
физфака - может быть, нас было всего человек десять-пятнадцать.
Вероятно, в ВЦ университета решались и другие задачи, не относящиеся
к физике, но о них мне ничего не известно.
Еще одно смутное воспоминание: в конце шестидесятых - начале
семидесятых годов появилась возможность работать на Алголе. Однако
я сам и мои коллеги этого избегали и продолжали писать программы в
машинных кодах. Причина: после трансляции алгольного текста получалась
далеко не такая оптимальная программа, как составленная опытным
программистом в кодах. В условиях ограниченности памяти это было
очень важным.
|