ДВЕ ТАТЬЯНЫ
Памяти Татьяны Науменко и Татьяны Грековой
Таня Грекова была чуть старше меня, Таня Науменко - немного
моложе, и обе ушли от нас с пугающей быстротой: Грекова - в конце 2005
года, Науменко - в начале 2006. Обе дороги мне и моей жене, и вспоминаем
мы о них так часто, что я решил написать эти заметки и рассказать об этих
двух женщинах, о писательнице и переводчице.
* * *
С Татьяной Ивановной Грековой я познакомился в конце девяностых
годов у одного из моих издателей - Владимира Михайловича Тверского.
Пришел как-то к нему на 10-ю линию, смотрю, сидит в его кабинетике
приятная темноволосая дама, по виду - несомненный интеллектуал. Ну,
познакомились, пошли пить чай. Она - биолог и физиолог, я - физик, оба
- при ученых степенях, так что контакт идет на равных. Но в ту, первую
нашу встречу она стеснялась или, быть может, осторожничала - говорили
все больше о серьезном. Кажется, о диабете - ее муж, ныне покойный, был,
как и я, диабетиком. Помнится, я ее спросил, не хочет ли она вступить
в наш писательский союз - и через несколько месяцев ее к нам приняли.
Она мне свою книгу подарила - "Тибетская медицина в России", история
легендарных целителей Бадмаевых; потом подарила "Библейскую медицину"
и другие свои работы. Таня Грекова занималась, по сути дела, историей
медицины и была в своих книгах чрезвычайно дотошна, скрупулезна и
обстоятельна - все сведения проверялись в архивах Военно-медицинской
академии и прочих ведомств и заведений, где она работала, как говорится,
от зари до зари. Все, она что писала - истина, каждому факту можно
верить, и за всем написанным - труд, труд и еще раз труд.
Скрупулезна и дотошна, - вспоминаю я... Так то - в книгах!
В жизни, особенно с людьми ей приятными, она была веселой озорницей.
Человек с редким чувством юмора, энергичный и неунывающий, из тех,
что молоды всегда - и потому смерть ее кажется такой преждевременной
и нелепой... Она умерла ночью, во сне - раз, и ее не стало... О таком
говорят: божья смерть.
Вспоминаю рассказанные ею истории. Работала она когда-то
редактором в медицинском журнале - не совсем научном, а, скорее,
просветительской направленности. Читательские письма шли в редакцию
потоком, а в советские времена на каждое письмо полагалось отвечать,
дабы народ чувствовал к себе внимание и не очень обижался из-за
отсутствия масла и колбасы. И вот как-то прошла в журнале публикация
на почти запретную сексуальную тему. В частности, говорилось в ней о
физиологической совместимости партнеров и о том, что не всякий мужчина
способен доставить женщине удовольствие - ну, например, из-за скромного
размера своих мужских достоинств. Откликов была масса, и среди них -
слезное письмо от такого вот мужичка с маломерным достоинством. Писал
он, что его сексуальная жизнь - сплошные катастрофы, и просил найти ему
подходящую пару с коротким, значит, влагалищем. И вот главный редактор
того журнала вызывает нашу Татьяну Ивановну, делает озабоченную рожу и
говорит: надо помочь страдающему советскому человеку. Ищите, Танечка,
ищите! Это задание я поручаю вам.
Как Танечка ему ответила, я здесь писать не буду, это в лицах
надо изображать. Она изображала, а мы, слушатели, под стол валились от
хохота...
Умер муж Татьяны Ивановны, она обменяла их большую петербургскую
квартиру на двухкомнатную в Пушкине. Мы были у нее на новоселье -
помню, там я познакомился с ее котом. Роскошный был кот, но однажды
вышел погулять и не вернулся. К одному горю добавилось другое - кот
был членом семьи, а вся семья после смерти мужа - Таня и этот котик...
Были, конечно, еще и друзья. Конечно, не только мы с женой, но мы к ней
ездили, и она у нас бывала, потом легла на первую глазную операцию в
Федоровский центр в Купчино, что рядом с нами. Но до второй операции
не дожила...
В какой-то момент нашего знакомства, выслушав массу ее забавных
историй, я принялся ее искушать. У Тани бесспорно имелось писательское
мастерство, она владела словом, но был и еще один компонент - фантазия,
редко присущая автору-документалисту. Она умела выдумывать, и назначенные
ею самой себе рамки факта делались тесны. Пишите роман, говорил я ей.
Детективный, приключенческий, фантастический, любой, только пишите! Ей
было страшновато, но очень, очень соблазнительно... Незадолго до смерти
она призналась: думаю над сюжетом, кое-что даже записываю. Не знаю, что
получится - наверное, детектив, с любовью, мистикой, страстями...
Говорила об этом мало, скупо, но как-то молвила: когда созреет,
хочу с вами обсудить.
Не успела.
* * *
С Таней Науменко мы были знакомы гораздо дольше, то ли с конца
восьмидесятых, то ли с начала девяностых. Странно, что еще раньше не
познакомились - мой отец учился с Таниной мамой в одном классе и виделся
с ней и другими одноклассниками регулярно. Говорили они о детях и внуках
- нам, детям, было тогда под сорок пять, а внукам около двадцати.
Каким был повод для нашей первой встречи? Кажется, мне нужна
была какая-то библиографическая справка или редкая книга, и отец сказал,
что дочь его одноклассницы заведует отделом в Библиотеке Академии Наук
- сходи к ней, она поможет. Я сходил, она помогла. А потом случилась
такая история.
В 1991 году в издательстве "Северо-Запад" вышла моя первая книга,
перевод романа Стерлинга Ланье "Путешествие Иеро". Отец был потрясен -
ходил по своим друзьям юности и всем показывал эту книгу. Сейчас я его
понимаю - в нашем роду были финансисты, инженеры, врачи, ученые, а вот
литераторов - явный дефицит. Я трудился над новым переводом, над романом
Фармера из цикла "Мир Реки". И вот однажды отец мне говорит: "Сын одной
моей одноклассницы тоже хочет что-нибудь перевести. Не посодействуешь
ли? Нужна подходящая книжка на английском и связь с издателями". "Это
что за сын?" - спрашиваю я. Отец отвечает: "Миша, младший брат Тани
Науменко. Музыкант! Очень знаменитый человек".
Так я познакомился с Майком Науменко, лидером известной
рок-группы. Я очень далек от музыкальных дел, и потому до сих пор не
воспринимаю Майка адекватно его таланту. Я не имею понятия, зачем ему
надо было переводить с английского фантастику, что его к этому подвигло
- некая всеядность, желание заработать, творческая пауза или что-то еще.
При встрече он сказал мне, что блестяще владеет английским языком, что
превосходно пишет на русском, и что уложиться в нужные сроки для него не
проблема. Я дал ему одну из своих книг - "Ближайший родственник" Эрика
Рассела и отвел в издательство, где с ним заключили договор. В то время
"Северо-Запад" поручил мне составить том Рассела, и предполагалось, что
кроме "Родственника" Майк переведет еще две вещи - "Зловещий барьер" и
"Оса". Через пару месяцев я попросил Майка показать, что у него получилось,
и он принес несколько исчирканных листков. Хоть сам я был тогда неопытным
чечако, но понял, что дела у него идут плохо. Он показался мне каким-то
нервным, взвинченным; уже не было разговоров о том, что он блестяще владеет
английским и превосходно пишет на русском, а говорилось нечто другое: что
в сроки он не уложится и что эта работа ему надоела. Вскоре случилась
трагедия - Майк погиб. Я обратился к Тане, и она перевела "Ближайшего
родственника" и "Зловещий барьер", а "Осу" пришлось отдать Вике Межевич,
так что сборник Рассела вышел вовремя, в 1992 г. И это все о Майке.
С Таней, его сестрой, мы работали вместе несколько лет, переводили
огромную эпопею Энн Маккефри "Всадники Перна", а еще Ван Вогта и других
фантастов. Она была полной противоположностью Майку: четкая, обязательная,
отлично знающая язык. Думаю, она жаждала свободы, и в какой-то момент,
убедившись, что переводческое занятие может ее прокормить, оставила
службу в библиотеке, купила компьютер, нашла заказчиков и принялась
трудиться, а в должный срок стала членом нашего писательского союза.
Встречались мы довольно часто - то у меня дома, то на заседаниях секции
в литературном центре. Мне казалось, что жизнь ее течет спокойно; у
нее была взрослая дочь, вполне самостоятельная девушка, квартирка на
Гражданке, множество подруг и любимое занятие - переводы. Постепенно она
стала крупным специалистом по буддийским религиозным сочинениям, и мы с
ней часто толковали на всякие занимательные темы: то об индийских гуру,
то о тибетских целителях, то о спекуляторе Мулдашеве. Еще она любила
беседовать по телефону с моей женой, и эти их беседы иногда длились
часами.
Как-то летом 2005 года жена мне сказала: "Таня жалуется.
Чувствует себя плохо, а от чего - непонятно". Я удивился - Таня никогда
не жаловалась! Таня проводила лето на даче со своими очень пожилыми
родителями, проводила его в дачных трудах и заботах и ухитрялась при
этом еще и переводить. А тут вдруг - жалуется...
Прошла осень, наступила зима, и она легла в больницу. Сделали
операцию на поджелудочную, предупредили, что возникнет диабет. Мы с
женой ходили к ней, я принес ей свою книгу, сказал, что диабет - ерунда,
с диабетом я уже двадцать лет живу; куда важнее, что она избавилась от
главной своей хворобы. Потом нам потихоньку шепнули: не избавилась...
Разрезали, посмотрели, зашили... Неоперабельно.
За немногие месяцы она истаяла как свеча...
* * *
Временами я думаю: когда умирает человек?
Не тогда, когда остановилось дыхание и перестало биться сердце
- это лишь заключительный аккорд отбытия в вечность. Человек умирает
постепенно, когда уходят его отец и мать, потом - люди его поколения,
друзья и знакомые, властители дум - писатели, актеры, что казались вечно
молодыми - и вдруг их уже не стало... Уходит привычный мир, мир молодости
и зрелых лет, будто намекая, что ты здесь уже чужой, и надо складывать
чемоданы. Ведь не смерть страшна - страшно остаться одному, не успеть
в должный срок за теми, с кем дружил, кого любил.
Древние это понимали.
Singula de nobis anni praedantur euntes.
|