Михаил Ахманов

ИНФАРКТ И РЯДОМ С НИМ

Инфаркт у меня случился 6 декабря 2002 года. Симптомы были классическими, как в медицинском учебнике - вечером я ощутил сильную боль за грудиной, которая вроде бы прошла через 10-15 минут. Но самочувствие оставалось неважным, и утром 7-го я позвонил знакомому врачу. Тот велел вызывать неотложку, и меня увезли в Институт скорой помощи им. Джанелидзе. Там я пробыл до 26 декабря, познакомился с хорошим врачом и, отлежавшись, отправился на реабилитацию в санаторий "Черная речка" за Зеленогорском, где и встретил Новый Год. Потом вернулся домой, начал постепенно выходить на улицу, даже ездить куда-то по делам, но в ночь на 27 февраля 2003 меня снова прихватило: те же симптомы, боль за грудиной. Опять вызвали неотложку, и я поехал знакомым маршрутом в Институт скорой помощи, к своему дорогому кардиологу Ольге Анатольевне. На этот раз после больницы лежал дома, так как слишком часто ездить в санаторий российским недужным не положено. Один мой знакомец, человек опытный, перенесший шесть или семь инфарктов, меня успокаивал, говорил, что смерть от инфаркта быстрая - мол, долго мучиться не придется.

Ну, поживем, увидим, а пока поговорим о более забавных материях.

Куда вы попадаете, озаботившись инфарктом? Конечно, в реанимацию, где, при удачном стечении обстоятельств, находитесь три- четыре дня. Из реанимации две дороги: в палату интенсивной терапии или в морг. Если печальная участь вас миновала, отправитесь из интенсивной терапии в кардиологическое отделение, где и пробудете еще пару недель. Режим там более приемлемый - можно вставать с постели, ходить и самостоятельно одеваться и умываться. В реанимации же лежишь пластом и, извините, без трусов, чтобы санитарке было удобнее подкладывать судно.

В Институте скорой помощи кардиологическая реанимация выглядит так: длинный, метров тридцать, зал с несколькими выходами в больничный коридор. Ширина зала - метра четыре, и он разгорожен стенками на боксы, но стенки небольшие, в длину кровати, так что в целом это единое помещение. В одном боксе сидят дежурный врач и медсестры, и там размещают больных, требующих непрерывного наблюдения; в других боксах находятся две-три кровати с инфарктниками. Между боксами и стеной зала, той, где двери в коридор - свободное пространство, и там можно катать из бокса в бокс аппаратуру и кровати (кровати, разумеется, на колесиках). Акустика отличная: слышно, что творится в любом конце.

В моем боксе находились еще два пожилых джентльмена, оба порядком за семьдесят, и оба со странными физиономиями, то ли испитыми, то ли обвисшими по причине возраста и болезни. Надо заметить, что в реанимации лежишь под капельницей, и в целебный раствор добавляют снотворное, так что большей частью дремлешь. Но в минуты просветления мне показалось, что один из моих соседей привязан к кровати. Я пригляделся. Так и есть, привязан! Конечно, не веревками, а скрученными в жгут простынями.

Дождался я момента, когда мимо проходил заведующий реанимацией, крепкий молодой мужчина, попросил его к себе и спрашиваю: верно ли, что тот старичок к кровати привязан, или мне чудится?

Верно, говорит врач.

Интересуюсь: а за какие такие провинности?

Буянил, объясняет доктор.

Как, говорю, при инфарте можно буянить?

Можно, отвечает заведующий, можно, если инфаркт на почве пьянства и с помутнением рассудка. Пришлось привязать болезного и вколоть успокоительное.

Так я впервые узнал, что при инфаркте возможны нарушения психики. Прежде мне казалось, что такое бывает лишь при инсульте.

Удовлетворив любопытство, сплю дальше. Вдруг раздаются шелест и шорох - заворочался другой мой сосед, тот, который не привязан. Покрутился с боку на бок и встает с постели. На нем коротенькая рубашонка, а так как лежим мы без трусов, причиндалы у него свисают, и очень они основательные - примерно до колена.

Встал сосед и начал бродить по боксу, заглядывать во все углы и чего-то искать. Не нашел, двинулся к ближайшей двери и - в коридор. А оттуда сразу визг и крики. Дело понятное: сосед в неглиже, а по коридору ходят медсестрички, санитарки и дамы-посетительницы.

Боевая тревога по реанимации! Заведующий с помощниками выскакивает в коридор, хватает моего соседа и тащит обратно. А тот объясняет: дык я, мол, ничего, дык ничего плохого, вышел спросить закурить, а чего вы меня скрутили, гады?

Привязали его к кровати, вкололи дозу, и сосед успокоился.

А я опять сплю. В моменты бодрствования знакомлюсь с дежурными врачами и сестричками. Люди все хорошие, а доктор Ольга Анатольевна лучше всех. Еще одна сестричка понравилась - молоденькая, маленькая, пухленькая. Ну, о ней сказ впереди.

Отлежал я свое в реанимации и интенсивной терапии, и отправился на отделение. Там большой холл, кабинеты врачей, столовая и палаты. Народ лежит повсюду, не только в палатах, но и в холле. Люди в основном пожилые, старушек много больше, чем стариков, как и положено по статистике. Мой покойный отец, военный врач, говорил о женщинах: болеют больше, жалуются больше, живут дольше.

Ел я большей частью то, что приносила жена, но надо признать, что в столовой на отделении кормили неплохо. Случались половина куриной ноги, творожная запеканка, треска и другие деликатесы. Так как я диабетик, то положенный мне белый хлеб стал отдавать старушкам и с несколькими из них разговорился. Они сказали, что просто мечтают попасть в больничку и подкормиться в столовой; в обычном их бытии куриная нога - великая роскошь. Я и ногу им отдал, и запеканку; не лезли в горло.

В моей палате лежал крепкий на вид старик лет семидесяти, бывший лесник. Рассказал, что месяц назад (а зима в том году была лютая) отправился он с егерями стрелять волков, где-то в глухом месте Ленобласти. Постреляли, и егеря собрались домой, а старик этот поперся по следам какого-то отбившегося волка. Егеря уехали, забыв его, и тут с ним случился инфаркт. Пролежал он в снегу, на морозе, несколько часов, так бы и умер, если б не растревожились родичи и не погнали егерей его искать. Нашли, привезли в Питер и правдами-неправдами сунули в Институт скорой помощи.

Через три-четыре дня стал я прогуливаться по больничным коридорам. Коридоры длинные, просторные; вечером в них безлюдно, а днем интересно. В Институте скорой помощи несколько реанимационных центров, и сюда везут обожженных, искалеченных, отравившихся, а также инфарктников и инсультников. Ходишь по коридорам, видишь много поучительного: людей без ног, без рук, а иногда и без кожи. После этого понимаешь, что диабет с инфарктом - так, семечки.

Но не будем о печальном. Когда я попал в реанимацию со вторым инфарктом, все было хорошо: по соседству никаких одутловатых джентльменов, врачи и сестрицы знакомые, и я им уже знаком, и все ко мне расположены - кому-то я книгу свою подарил, кому-то - шоколадку, с кем-то поболтал за жизнь. Лежу себе полеживаю один в боксе, и на этот раз - в знак уважения к моему писательскому ремеслу! - мне даже оставили трусы. Пролежал день в полное свое удовольствие, а на вторые сутки слышу какую-то суету в боксе, где дежурят врач и медсестры. Вроде бы кто-то жалуется и стонет, стонет и жалуется женским голосом, но с такой акустической силой, что пол трясется. Потом страдалица затихла, и я подумал: слава богу, откачали. Жива, значит, и грудь уже не болит.

Дежурили в тот день пухленькая, о которой я уже упоминал, и еще одна сестрица. Врач куда-то вышла, а сестрицы отдыхают боксах в двух от меня и переговариваются, рассказывают истории из своей медицинской практики. Я лежу, слушаю - куда интереснее, чем голливудские боевики. Пухленькая наконец говорит: а вот попалась к нам однажды дама- алкоголичка... - и начинает повествовать про эту самую даму.

Вдруг страдалица, которая недавно жаловалась и стонала, как заорет дурным голосом: ты что на меня напраслину возводишь!.. ты что меня алкоголичкой назвала?.. я тебе покажу алкоголичку!.. я таких оскорблений не стерплю!.. я жаловаться буду!.. врача мне, врача!..

Прибежала врач, выяснила, в чем дело, и принялись три медработницы эту пациентку успокаивать - не о вас, мол, сказано, вы тут совсем ни при чем, про другую женщину говорили, а вы у нас вовсе не алкоголичка. Но пациентка стоит на своем, поливает пухленькую медсестричку и требует, чтобы ее немедленно уволили, отдали под суд и выслали на 101-ый километр. Я все это поневоле слушаю и уже опасаюсь - не случилось бы третьего инфаркта.

Скандал разгорается. Врачу это надоело, и велит она сестрам убрать пациентку с глаз долой, в самый дальний бокс, который около меня. Сестры катят кровать, и я вижу увесистую даму примерно за шестьдесят - она сидит в кровати, потрясает кулаками и орет: вы куда меня везете?.. вы куда меня задвигаете?.. я туда не хочу!.. я желаю быть у врача на глазах!.. начальника мне, самого главного!..

Ну, сестры оставили ее в дальнем боксе, а минут через десять приходит заведующий, тот самый крепкий молодой мужчина. Выслушал он претензии, и со всей мужской прямотой заявляет: здесь у меня больные с инфарктом, на грани смерти, а у вас никакого инфаркта нет, у вас легкий приступ стенокардии, и поместили вас сюда по просьбе вашего родича, сотрудника института. Будете буянить, отправлю на отделение.

Приговорил так и ушел. Скандалистка вроде испугалась, притихла, а я задремал. Помню, снилось мне, будто я в подводной лодке, которую вот-вот торпедируют. И вдруг - бах-бабах! - торпеда взорвалась, ложе мое подскочило, и я чуть из него не вывалился вместе с капельницей. Смотрю, а предо мной та увесистая дама: шествует в ночной сорочке, тащит за собой кровать, лихо разворачивает ее к выходу и бьет при этом о спинку моей постели с торпедоносной силой. Вы куда это собрались?.. - спрашиваю. А она мне отвечает: в другую палату. Не хочу тут лежать. Здесь меня обижают и оскорбляют.

И начала она было рассказывать, как ее обозвали алкоголичкой, но тут на грохот набежали сестры и врачи, но привязывать ее не рискнули, а взяв аккуратно под руки, вынесли вон. Может быть, на отделение. Но когда я сам туда попал, ее там уже не было, а были бедные старушки, тихие и голодные.

Это я к тому рассказал, чтобы стало вам понятно: тяжела судьба отечественных медработников.