Михаил Ахманов
ЦЕНА СВЕТЛОЙ КРОВИ
Книга 4 "Хроник Дженнака"
2003 год, считая от Пришествия Оримби Мооль
Глава 1. Южный Куат. Санра "Теокалли"
Месяц Плодов, который в большей части мира считается летним,
а здесь, за экватором, последним месяцем зимы, был, как всегда, щедр
к жителям Куата: ни снега, ни проливных дождей, ни холодных ветров, ни
знобящей сырости. Южный Куат, приютившийся на полоске каменистой земли
между океаном и горами, отличался превосходным климатом в любой сезон.
Собственно, погода - это все, чем здесь могли похвастать; разумеется,
не считая Пролива Шо-Кам, за которым лежал Холодный остров, и знаменитых
розовых дынь. С благодатного климата и даров Пролива кормился весь город,
но дыни, в отличие от скелетов океанских чудищ, вывозу не подлежали -
слишком нежный был товар. В Куате даже ходила поговорка: не куатские
дыни едут к человеку, а человек к дыням. И кое-кто ехал - не только
сеннамиты, но даже люди из таких краев, где своих дынь хватало.
Восемь мужчин, сидевших на веранде харчевни "Пестрый керравао",
все были чужеземцами. Логр Кадиани и Джумин Поло - из Атали, целитель
Ират - бритунец, Цонкиди-ако - майя, О'Паха - кейбер из Южного Лизира,
а Сайлис Пиладкастронера - эллин. Особо стоит отметить Рикара Аранну и
Амуса, так как арсоланец Аранна увидел свет в местах сравнительно близких,
в Инкале, тогда как родина Амуса лежала столь далеко, что можно было
усомниться в ее существовании. Где этот Сайберн, где озеро Байхол и
город Удей-Ула? До них как до Луны... Впрочем, на Луне люди уже
побывали, и не раз.
Компания на веранде уже расправилась с печеной бычьей ляжкой,
и кое-кто с нетерпением посматривал на дыню. Хоть кабачок и назывался
"Пестрый керравао", но сильный пол, по сеннамитской традиции, кормили
здесь бычатиной, тогда как птица предлагалась лишь женщинам и детям.
Старый Грза, хозяин заведения, считал, что всякий храбрый воин должен
есть мясо и запивать его пивом. А керравао разве мясо? Хоть не летает,
а бегает, но все равно не бык - опять же, в перьях тварь, с клювом и
крыльями... Само собой, если натереть чесноком, поперчить и на вертеле
зажарить, то ничего. Сойдет для столичных красоток! Но не для мужчин.
Однако дважды в месяц, в Дни Ореха и Пчелы, в "Пестром керравао"
не было ни красавиц из столицы, ни семейных пар с детишками, ни других
посетителей. Санра "Теокалли" снимала кабачок от полудня до заката, от
дневной трапезы до вечерней, и в это время старый Грза сам готовил мясо
и служил гостям, а поваров и своих помощников отпускал. Нечего им было
слушать, о чем толкуют господа! Разговоры у них велись не то чтобы
тайные и вовсе не обидные для власти и сеннамитского владыки, но очень
уж заумные, не для простого народа; от таких разговоров у любого мозги
из ушей полезут. Но Грза привык. Правда, старался не прислушиваться.
- Я нашел еще одну игру, - произнес Логр Кадиани, отодвигая
тарелку. - Сложная! Еле добрался до пятого уровня и обнаружил знакомое
ядро. Но оформление другое: на этот раз сундук с шифрованным замком.
- Кажется, ты говорил, что этому программному ядру уже немало
лет? - поинтересовался Аранна. Он был историком и этнографом и любую
проблему предпочитал изучать от корней, в плане того, что случилось
в прошлом - желательно, как можно более далеком.
- Лет ему минимум сорок или сорок пять. - Смуглое лицо Кадиани
с темной бородкой клинышком порозовело от возбуждения и выпитого пива.
- Понимаете, творцы этих нынешних игрушек просто берут готовый модуль
и встраивают в свой сюжет, в свое изделие. Конечно, с современным
украшательством: цветные картинки на экране, битвы воздушных флотов,
воины в перьях, загадочные пещеры, сундуки из розового дуба и все
такое. Но суть неизменна: поиск неких символов могущества.
- Как называются эти игры, почтенный Логр? - спросил О'Паха.
- Да, какие назвать? - эхом откликнулся Амус на искаженном
сеннамитском.
Этих молодых людей всегда отличало единодушие. Если не считать
того, что кейбер О'Паха был темнокожим и курчавым, а дейхол Амус -
узкоглазым, с прямыми черными волосами, они казались родными братьями -
оба сухощавые, коренастые, длиннорукие, и при этом ростом по грудь обоим
аталийцам и бритунцу. Чему не приходилось удивляться: О'Паха и Амус были
пилотами, Летающими в Пустоту, а эта профессия требовала мужчин выносливых,
крепких, но малого роста и веса. В заатмосферных полетах запасы воздушной
смеси, провианта и воды все еще строго лимитировались.
- В Сплетении множество названий, - молвил Кадиани. - Я составил
особый список в мелге, и в нем...
Сайлис Пиладкастронера прервал его, громко откашлявшись.
- Логр, что за нелепый жаргон, клянусь Пятикнижием! Не мелг, а
эммелитовое логическое устройство! На худой конец - эммелог!
По роду занятий Сайлис являлся вычислителем и, общаясь лет
двадцать с логическими машинами, привык к точности формулировок. Он был
отличным знатоком этих машин, приятным умным человеком и вообще личностью
без недостатков - разумеется, кроме фамилии, сокращение или искажение
которой в Эллине считали оскорбительным. Его коллеги по "Оку Паннар-са"
утешались тем, что родовое имя Сайлиса все же удается вымолвить на одном
дыхании, тогда как для многих эллинских фамилий это было недостижимо.
- Все говорят мелг, и я говорю мелг, - проворчал Логр Кадиани,
огладив бородку. - Так вот, названия... Эту новую игру представили на
памятных нитях и в Сплетении как "Великий Сахем", но есть и другие...
полно, как плодов на гранатовом дереве в урожайный год... "Счастливая
Бихара" например, "Сокровища Хинга", "Вождь Тайонела", "Алмазные россыпи",
"Борьба за Лизир"... Но всюду, как доберешься до пещер и сундуков,
спрашивают код, пароль или что-то такое. - Он помолчал и добавил: -
По моим сведениям, никто этот код не раскрыл, хотя попыток не счесть.
- Великий Сахем - кто-то из прежних владык Эйпонны? - спросил
Цонкиди-ако, потирая бритый череп. - Арсоланский или одиссарский сагамор?
- Сагаморов было много, а Великий Сахем один, - буркнул бритунец
Ират, а Рикар Аранна пояснил:
- Это Дженнак из Дома Одисса, легендарный долгожитель. Полный
титул - Великий Сахем Бритайи и Риканны, увенчанный белыми перьями.
Родился в начале эпохи Второго Средневековья, и через два столетия
следы его затерялись в... - Историк наморщил лоб. - Да, в Сериди, в
1695 году. Вероятно, умер. В Сериди воздвигнут саргофаг с его именем,
но праха там нет.
- Во имя Шестерых! - воскликнул Цонкиди-ако. - Это же тар
Дженнак, открывший Риканну! Защитник цоланского святилища! Так бы и
сказали! - Он повернулся к Джумину Поло. - Но это по твоей части, Джу.
Он в самом деле прожил почти два века?
Джумин, мужчина лет тридцати пяти, с чертами скорее эйпонца,
чем аталийца, скупо усмехнулся.
- Так говорится в легендах, друг мой. В хрониках Первого и
Второго Средневековья есть масса упоминаний о владыках-долгожителях, но
достоверны ли они? Мы не сомневаемся, что Ах-Шират, Че Чантар, Джеданна,
Харад, тот же Дженнак и другие - исторические фигуры, но сколько они на
самом деле прожили? Вполне возможно, что срок правления двух или трех
сагаморов приписан одному из них, самому великому... Я пытаюсь в этом
разобраться, но надежных результатов пока нет. Были бы, наша санра
узнала бы первой.
- Ясно лишь одно: раса долгожителей исчезла, - промолвил Ират.
- Это я утверждаю как целитель с солидным стажем. Хотя, если поглядеть
на Грзу, нашего почтенного хозяина...
Тут Грза и появился, начал убирать тарелки с костями и
объедками, затем принес кувшин свежего пива и подступил к дыне, лежавшей
на отдельном столике. Компания наблюдала за ним с интересом, а особенно
Амус - в Удей-Уле дыни не росли, а дейхол был до них большим охотником.
Что до сеннамита Грзы, то хоть перевало ему за девяносто,
двигался он с проворством молодого. Если и был он фигурой уникальной, то
не по причине прожитых лет (в Куате, с его благодатным климатом, бодрых
старичков хватало), а потому, что участвовал в войне, наемником в армии
Хинга. Так что среди куатских старейшин, служивших, в лучшем случае, в
телохранителях, он пользовался большим почетом. Прошло шестьдесят семь
лет, как отгремела Последняя Война, да и случилась она не в этих краях,
в другом полушарии, но про нее не забывали - ни в Эйпонне, ни в Азайе,
ни даже на Дальнем материке.
Дыня была круглой и большой, двумя руками не обхватишь. Грза
вытащил палаш - должно быть, тот самый, каким рубил кочевников-бихара,
- занес его над огромным плодом, и не успели гости дух перевести, как
дыня была нашинкована ровными дольками. Разложив их на блюде, он поднял
ношу без заметного усилия, перенес на стол и пожелал приятного завершения
трапезы.
- Сотворивший ближнему добро войдет в чертог богов по мосту
из радуги, - молвил Рикар Аранна, сделал жест благодарности и впился
в сочную дынную мякоть. Прожевал, отхлебнул пива и произнес: - Значит,
Логр у нас с "Великим Сахемом", но по-прежнему без ключей к сундукам
и Завещанию Джакарры. У Джумина с Иратом нет новостей, и у меня тоже
ничего. А что скажут наши звездочеты?
Звездочетами в санре "Теокалли" называли сотрудников обсерватории
"Око Паннар-са". Их, собственно, было двое, астроном Цонкиди-ако и
вычислитель Сайлис Пиладкастронера, но Амус и О'Паха примыкали к ним,
так как уже половину года трудились в этом ученом сообществе. О'Паха
дважды поднимался в заатмосферную высь, Амус еще туда не долетел,
но тому и другому, как и всем прочим из корпуса Летающих в Пустоту,
полагалось обрести некие знания, полезные в дальних экспедициях. Все
они были хорошими пилотами, но по дороге к Внешним Мирам и высадке на
них нужны не только пилоты, но астрономы и знатоки Неощутимого, целители и
умельцы, способные выяснить состав планетарной коры, исследовать атмосферу
и обнаружить жизнь, если она там есть. Это требовало дополнительных усилий,
и от полученного знания зависело, кто отправится на Внешний Одисс, а кто
будет болтаться над планетой, развешивая ретрансляторы и спутники связи.
Так что О'Паха и Амус долбили науку, обучались астрономическим наблюдениям,
звездной навигации и сборке телескопов, у которых, по давней традиции,
имелось еще одно название - Око Паннар-са, грозного демона кейтабцев. Но
все эти занятия были сухими, без романтики, необходимой молодым мужчинам,
и через месяц-другой Амус и О'Паха уже влились в санру, приобщившись к
трапезам в "Керравао", розовым куатским дыням и великим, но пока
неразгаданным тайнам.
Цонкиди-ако вытер с губ сладкий сок.
- У нас имеются определенные успехи. Я, как вам известно, изучаю
внегалактические туманности, отчитываюсь за свою работу и не могу сидеть
у Ока ночи напролет. Но теперь у меня появились помощники. - Он одарил
благосклонным взором О'Паху и Амуса.
- Мы очень старались, - заметил О'Паха.
- Ммм... - подтвердил Амус, не отрываясь от дыни.
- Восемь дней назад Сайлис закончил обработку последних
наблюдений, - произнес астроном. - Мы видим не все - это зависит от
точки, где установлены приборы... Так что я связался с коллегами из
Норелга и Южного Лизира, из обсерватории "Семпоала", и они прислали
дополнительные данные. Прошлой ночью Сайлис их тоже обработал. На самом
мощном мелге... виноват, на эммелитовом логическом устройстве. Теперь
мы знаем число Безымянных Звезд и параметры их орбит. Однако...
- Однако?.. - переспросил Джумин Поло. Остальные слушали с
напряженным вниманием.
- Я не уверен, что эти параметры постоянны. Скажи, О'Паха, -
Цонкиди-ако повернулся к пилоту, - сколько объектов летает сейчас над
планетой? Хотя бы порядок величины?
- Запуски ведутся сто восемь лет, с того дня, как Нево Ах-Хишари
послал в пространство первые ракеты. Точных данных нет, но за атмосферой
сейчас три сотни спутников и много разного хлама. Не все падает вниз и
сгорает... Похоже, над нами вращается много тысяч болтов, гаек, обломков
двигателей и кусков обшивки. Наш Очаг подумывает, как бы избавиться от
этого мусора - он мешает навигации.
- Вот! Мешает навигации! - Астроном с многозначительным видом
поднял палец. - И Безымянным Звездам тоже мешает, уже целый век. В таких
условиях они должны изменять траектории.
- Или распылить мешающий объект. Например, жестким излучением,
- сказал Джумин, коснувшись гладкой щеки. В отличие от Кадиани он был
безбородым - верный признак эйпонской крови.
Цонкиди-ако кивнул.
- Может быть. Но вероятность маневра я не исключаю.
Наступила тишина. Сидевшие за столом пытались осмыслить новое
знание: то, что над миром висят устройства, к которым не прикоснулся
ни единый человек. Ни те, что добывают металл и делают разные сплавы,
ни те, что готовят чертежи, монтируют корпуса и двигатели, заливают
горючее в баки, рассчитывают орбиты... Кто-то этим занимался, но не
люди - возможно, существа, совсем не похожие на людей, пришедшие из
таких глубин пространства, что разум страшился вообразить эту холодную
черную пустоту, Чак Мооль, владение Коатля. Но мысль о Коатле и других
богах пугала меньше, ибо питалась не знанием, а верой, не точным
наблюдением, а духовным порывом; кроме того, боги были добры, а что
можно сказать о неведомых тварях из галактических бездн?
Наконец Рикар Аранна прошептал:
- Сколько же их? Сколько, во имя Священного Ветра?
- Шесть, - сказал вычислитель, - шесть. Два кружат над планетой
в широтном направлении, четыре - в меридиональном. И я не думаю, что
их принес Священный Ветер... Скорее, та сила Неощутимого, что бушует в
звездах, или нечто такое, что неизвестно нам и что откроют наши внуки.
Или правнуки, - добавил он, подумав.
Лицо Аранны стало задумчивым. Сейчас он походил на арсоланского
жреца, размышляющего над непонятным местом в божественных книгах. Впрочем,
таких мест с течением времени было все меньше и меньше - даже в самой
загадочной Книге Тайн, написанной когда-то Арсоланом и Сеннамом. Боги не
играли в прятки с людьми; просто, чтобы понять их слова, нужно было взойти
по лестнице, называемой прогрессом.
- Не первый век мы изучаем небесную сферу. В последние десятилетия
- с помощью совершенных приборов и мощных мелгов, - произнес историк. -
Составлены каталоги звезд, отчасти изучены условия на Внутренних и Внешних
Мирах, люди поднялись над атмосферой и побывали на Луне... Почему же лишь
сейчас мы обнаружили эти устройства? Чужие спутники, что вращаются около
нашей планеты неведомо сколько лет... может быть, сотни или тысячи...
Почему мы не нашли их давным давно?
- Прости, Рикар, но это мнение дилетанта, - возразил астроном.
- Чтобы увидеть крохотный объект, даже в ближнем к планете пространстве,
надо правильно нацелить Око, то есть знать его координаты в любой момент
ночи и дня. Поиск же неизвестных тел сводится к тому, что мы делаем
тысячи, десятки тысяч снимков определенной области и обрабатываем их на
логических машинах, чтобы выяснить параметры движения объекта. Скучная,
нудная и очень трудоемкая работа! Считай, что нам повезло.
- И что теперь? - молвил целитель Ират. - Мы сообщим об этом
всем мудрецам нашего мира и всем правителям? Напишем в Листы Новостей?
Разошлем информацию по сети?
Цонкиди-ако сделал знак отрицания.
- Нет, Ират, никаких скоропалительных решений! Сначала будет
проверка - в обсерваториях "Семпоала", "Нортхольм", "Небесные Горы" и
других. Потом отправим данные в Очаг Великой Пустоты. Вдруг они пожелают
увидеть эти объекты своими глазами... До них гораздо ближе, чем до Луны
и Внешнего Одисса.
О'Паха и Амус одновременно кивнули - кажется, этот план
не вызвал у них возражений. Остальные, кто словом, кто жестом, тоже
выразили одобрение. Появился Грза с новым кувшином пива, но Джумин
покачал головой. Стемнело. В широкие окна веранды глядела луна, мерцала
россыпь звезд, и слабый ветерок, налетевший с гор, покачивал вывеску
над харчевней - чучело пестрого керравао.
- Нельзя, чтобы об этом открытии услышали чужие уши, - наконец
произнес Джумин. - Будем, друзья, соблюдать осторожность, ибо камень
истины тяжел, а тень ее длинна и очень заметна. А сейчас... - Он поглядел
на пустое блюдо. - Сейчас нам лучше разойтись. Дыню мы съели, пиво выпили,
новости узнали... Самое время прогуляться и поразмыслить в тишине.
- Да будет с нами милость Шестерых! - сказал Сайлис и поднялся.
- Все в их руках! - отозвались семеро мужчин.
Это было данью традиции. Кроме Сайлиса Пиладкастронеры никто
из них не верил в богов.
* * *
Ират и Джумин Поло шли по безлюдной темной набережной. Здесь,
у самого океана, воздух был прохладен и свеж, горный ветер приносил
запахи сосен, что росли на скалах в изобилии, и их смолистый пряный дух
смешивался с солеными морскими ароматами. Слева от дороги, выложенной
серой гранитной плиткой, тихо шептались волны, справа маячили силуэты
невысоких домов, обычно двухэтажных: внизу - лавка, мастерская или
кабачок, наверху - жилой хоган. Южный Куат был тихим городком, где
спать ложились не позже заката.
В Сеннаме, стране скотоводов и сельских усадеб, крупных поселений
насчитывалось немного, десятка три или четыре. Самым значительным были
Большие Башни, столица, где обитал сагамор, возведенная в эпоху Второго
Средневековья в северных степях, вдали от побережья. Со временем связи
с другими странами и неизбежная эмиграция в Риканну и Лизир привели к
развитию морской торговли, и на океанском берегу, у залива Чиапа, встал
портовый город, к которому приложили руку арсоланцы, ибо в Сеннаме не
имелось искусных строителей. Рука солнечной державы была щедра: пролились
золотые дожди, арсоланские умельцы обустроили верфь и гавань, сложили
стены крепости, украсили город дворцами и садами, и сеннамитам это не
стоило даже дырки от атлийского чейни. Платой стали союзный договор и
право вербовать наемников в Сеннаме, тех бесстрашных бойцов, что через
сорок лет спасли Инкалу от полного уничтожения. Что до портового города,
то его назвали Че Куатом - в честь сагамора, правившего Арсоланой в годы
строительства.
Спустя какое-то время уроженцы Че Куата, первые из сеннамитских
мореходов, подались на юг. Те места ни у кого не вызывали интереса, в
том числе и у кейтабцев, плававших везде и всюду, от полюса до полюса.
На юге Нижняя Эйпонна сужается, исчезают степи, вместо богатых пастбищ
- горы и скалы, поросшие сосной, а за ними - Пролив, который полтора
века назад даже имени не удостоился. За Проливом лежит Холодная земля -
большой, каменистый и совершенно бесплодный остров. Вроде бы сеннамитское
владение, но фактически - край света, никому не нужный и не способный
прокормить ни единого человека. Но, как иногда случается, истина была
совсем другой.
Пролив оказался кладбищем шо-камов, гигантских морских змеев,
приплывавших сюда умирать. Редкие и очень опасные твари; может, один из
тысячи кораблей встречал подобное чудовище, а встретив, спешил убраться
прочь. Знали об их повадках немногое, но было известно, что одряхлевший
шо-кам, предчувствуя кончину, выбрасывается на берег в определенном месте.
Первое такое кладбище нашли на северо-западе Лизира, второе - на Дальнем
материке, а в Проливе было третье, самое обширное. На берегах - горы
костей и черепов, огромные скелеты, чешуя, клыки длиною в руку и мириады
муравьев, пожиравших плоть шо-камов... Счастливая находка! Кость шла на
всевозможные поделки, черепа считались экзотической диковиной, клыки и
зубы - ювелирным материалом, но особенно ценилась чешуя, не уступавшая
прочностью броне. Так что мореходы сперва разбили лагерь рядом с кладбищем,
затем возникло поселение добытчиков и, наконец, городок на океанском
берегу. Сеннамиты, не отличавшиеся фантазией, назвали его Южным Куатом,
а порт у залива Чиапа потерял приставку "че" и сделался Куатом Северным.
С течением лет оказалось, что в Куате превосходный климат, не
жаркий, но и не холодный, воздух чист, прозрачен и полезен для здоровья,
в горах есть целебные источники, а почва, если добавить к ней перегной
из кухонных отбросов, рождает невиданной сочности дыни. И потянулся сюда
всякий народ, кто на лечение или отдых, кто желая заработать на богатых
постояльцах; за городом разбили дынные плантации, воздвигли на холмах
обсерваторию и клинику для престарелых, коим хотелось подольше прожить,
открылись лавки и мастерские, кабачки и гостевые хоганы, док для ремонта
судов и центр наблюдения за шо-камами. Проливу дали имя - разумеется,
Шо-Кам, и так же назвали многие другие заведения, от Банкирского Дома,
ссужавшего деньги, до ювелирных лавок и харчевен. И хоть стоял Куат на
краю света, хоть не имелось южнее ничего, кроме соленых вод и льдов на
полюсе, однако был он не дыра дырой, а городом не хуже прочих. Правда,
в столичных Листах Новостей о нем не писали и слышали о Куате немногие,
а кто слышал, ошибался, думая, что говорится про Северный Куат, но
жителей это не тревожило и гордость их не задевало. Сказано: не куатские
дыни едут к человеку, а человек к дыням... К дыням, к целебному воздуху,
спокойствию и тишине.
С набережной Ират и Джумин повернули на улицу Сагамора
Арг-ап-Каны, что шла к холмам и площади. По обе ее стороны высились
сосны с корявыми, прихотливо изогнутыми и перекрученными стволами; одна
напоминала жреца в позе молитвы, с простертыми к небу руками-ветвями,
другая - согнувшуюся старуху, третья и четвертая - неутомимых танцоров,
что извиваются в бешеной пляске. Сосны росли здесь больше века, с тех
пор, как заложили город; по их бугристой коре стекала смола, а у корней
валялись сухие шишки. Подобно дыням и кладбищу шо-камов, сосны считались
местной достопримечательностью - севернее таких деревьев не было.
Когда позади остались ювелирная мастерская Чиквары, здание Хогана
Новостей и башня городской стражи, Ират спросил:
- Как здоровье твоего отца, Джумин? Возможно, воздух Куата был
бы ему полезнее ханайского? Или помогли бы наши целебные воды?
- Плохо, - произнес Джумин, вздыхая, - плохо. Его болезнь не
излечишь воздухом Куата, а целебные источники и в Ханае есть. Брат писал
мне, что у отца опухоль в горле, и лучшие хирурги с ней не справились.
Где бессилен нож, друг Ират, там не будет пользы от воды и воздуха.
Бритунец кивнул головой. Ему, целителю, не надо было объяснять,
чем кончаются такие недуги, если уж дело дошло до ножа. Ират трудился
в клинике Чечил Ку, разминал спины состоятельным клиентам, избавлял
их от болей в суставах, поил отварами из трав, а при случае и сам мог
взяться за скальпель. Труд не слишком романтичный, и потому он разделил
увлечение Джумина - они занимались тайной долгожительства.
Под порывом ветра заскрипели, застонали сосны, хлопнуло
незатворенное окно.
- Я собирался отправиться в Ханай, повидать отца, - молвил
Джумин, всматриваясь в темную шеренгу домов. - Собирался, но он запретил.
Никлес, мой брат, пишет: не хочется отцу, чтобы я запомнил его старым и
жалким, иссушенным болезнью...
- Тебя ничего здесь не держит, кроме воли родителя, - заметил
Ират.
- Да, пока он жив. Сказано им: вернешься, если вспомнишь... Но
я не вспомнил.
- Возможно, тебе помогли бы в другом месте? В Северной Федерации
есть святилище Глас Грома, и слухи о нем идут чудесные.
- Я не верю в чудеса, Ират.
Приблизившись к площади, они миновали трехэтажный корпус
Банкирского Дома "Шо-Кам", в котором служил Логр Кадиани, специалист по
финансам. В этом массивном каменном здании, где половина города хранила
документы и деньги, а приезжие богачи - драгоценности, Джумин не был
частым гостем. Однако дважды в год приходил, чтобы получить толстую
плотную пачку кредиток с изображением правящего сагамора и сеннамитских
символов, быка и башни. Деньги ему переводили из Ханая.
- Память пробуждают сильные чувства, - помолчав, сказал Ират. -
Нет нужды ехать в этот северный храм или куда-то еще. Ты мог бы и здесь
найти... гмм... подходящее лекарство.
- Что ты имеешь в виду?
- Женщин, мой дорогой, женщин! Тари Айкчу из Арсолана спрашивает о
тебе всякий раз, когда принимает ванны... И еще эта рыжая девушка-иберка,
и госпожа Цай Инкиди, и другие, кто отдыхает и лечится здесь. Не ведаю,
как они узнали, что я твой друг... Но спрашивают, спрашивают!
Джумин молчал. Лицо его выглядело равнодушным, даже расслабленным.
Казалось, внимание приезжих красавиц ему совсем не интересно.
- Ты сказал, что не веришь в чудеса, но так ли это? - молвил
Ират. - Разве легенды о древних сагаморах-долгожителях не чудо? А ты
им веришь... И разве не чудо потрясение любви?.. Возможно, Джу, этот
опыт был бы тебе полезен. Ты излучаешь ауру, покоряющую женские сердца,
но за шесть лет, проведенных в Куате, не прикоснулся ни к одной женщине...
Или я не прав?
- Прав, - отозвался Джумин. - Но ты говоришь не о любви, а о
случайной прихоти, о мимолетной связи меж женщиной и мужчиной. Прости,
Ират, но это не для меня. Временами мне чудится...
Он умолк, вслушиваясь в посвист ветра.
Целитель коснулся его руки.
- Чудится? Что?
- Что я любил женщину, прекраснее которой не было на свете.
Будто бы любил... Но я не знаю, правда ли это или ложные воспоминания.
Они пересекли площадь, окруженную молчаливыми домами. Ветер
трепал пестрые тенты у входов в кабачки, кое-где светились окна верхних
этажей, и справа, у причальных мачт воздухолетов, сияло круглое око
эммелитового прожектора. Площадь тянулась к холмистой гряде широким
овальным языком, и посередине нее темнело каменное изваяние шо-кама -
морской змей, приподняв верхнюю часть тулова и разинув клыкастую пасть,
смотрел в небо навеки остановившимся взглядом. За ним, в дальнем конце
площади, врезанные в склон холма ступени вели к большому изящному зданию
в майясском стиле - клинике, которую содержал юкатский целитель Чечил Ку.
Здесь пути Джумина и Ирата расходились.
Они постояли недолго у лестницы. Звездный свод медленно, плавно,
незаметно для глаза поворачивался над ними.
- Сегодня Сайлис и Цонкиди-ако поведали нам нечто удивительное,
- сказал Ират, запрокинув голову. - Что теперь будет, Джумин? Как ты
думаешь?
- Что будет, я не знаю, - раздалось в ответ. - Но кто бы ни
следил за нами, сам Коатль, властелин Великой Пустоты, или пришельцы из
другого мира, это обязывает... - Джумин щелкнул пальцами, подбирая слово.
- Обязывает сохранять достоинство. В старину говорили: каждого пугает
неизвестность, но обуздавший свой страх угоден богам.
Ират негромко рассмеялся.
- Тебя заботит мнение богов?
- Сказать по правде, не очень, - тоже с улыбкой произнес
Джумин.
Они расстались; целитель начал взбираться вверх по лестнице,
а Джумин свернул в переулок, ведущий к его хогану. Дом, стоявший на
южной городской окраине, назывался "Ветер с Пролива" и был просторен,
даже слишком велик и роскошен для одного-единственного обитателя. Но
Джумин, происходивший из семьи богатых ханайских финансистов, не мог
поселиться в более скромном жилище - это стало бы позором для его отца
и брата, для всей их фамилии, чьим родоначальником был легендарный
древний владыка Иберы и Атали. Джумина назвали в его честь, с поправкой
на чуть изменившееся с веками произношение. Но не исключалось, что
прежде он носил другое имя.
По дорожке, обсаженной цветущими кустами, Джумин подошел к
двери, отворил ее и ступил в свой пустой холодный дом.
* * *
Обсерватория "Око Паннар-са" стояла к северу от клиники, на
более высоком холме, с которого открывался вид на город. Эта ученая
обитель не являлась собственностью Сеннама или какой-либо другой страны,
а принадлежала Очагу Великой Пустоты, международному сообществу, уже
половину века возводившему стартовые комплексы и наблюдательные центры
на всех материках. Считалось - и не без оснований - что изучение
заатмосферного пространства не под силу даже таким могучим державам,
как Северная Федерация или Объединенные Территории Азайи, хотя их
промышленный потенциал был важнейшим средством достижения успеха. Под
успехом понимали не боевые корабли и не военные спутники, а грядущие
экспедиции к Внешним и Внутренним Мирам. С этим соглашались даже
воинственные правители Бихары, чья гордость все еще страдала от
поражения в Последней Войне.
Рядом с обсерваторией располагался квартал жилых домов для
персонала и маленький храм Шести Богов. Сайлис Пиладкастронера занимал
хоган около святилища, чуть дальше высилась башенка с раздвижным куполом,
в которой поселился Цонкиди-ако, а оба молодых пилота жили в гостевом
дворе. Между двором и храмом была площадка, выложенная плитами из розового
туфа; старая сосна вздымала над ней свои узловатые толстые ветви.
Четверо мужчин, словно не желая распрощаться, встали под кроной
сосны, вдыхая ее смолистый запах.
- Сейчас над нами проходит одна из Безымянных Звезд, - сказал
Цонкиди-ако, сверившись с хронометром. - Но наблюдать ее визуально
нельзя - слишком незначительный объект.
- Мал, но дорог, - отозвался О'Паха. - Неразгаданная тайна...
Амус что-то произнес на дейхольском.
- Он говорит, - сообщил О'Паха, - что мир без тайн был бы скучен.
Возможно, не стоит все их разгадывать.
Глаза Амуса сощурились.
- Звезда мы найти, звезда - реальность, - пробормотал он. - Но
вот долгий жизнь, такой красивый сказка... Зачем Джумин искать - было так
или не было? Узнаем, будет ра... разо...
- Разочарование, - подсказал Сайлис. - Но у Джумина есть
повод этим заниматься. Ему необходима мысленная деятельность, и это не
пустые игры, а, скорее, целительная процедура.
- Почему? - спросил О'Паха. - Разве он болен?
Астроном и вычислитель переглянулись.
- Вы недавно в нашей компании и не знаете того, что знаем мы,
- начал Пиладкастронера.
- А знать нужно, - продолжил Цонкиди-ако. - Хотя бы затем, чтобы
случайно его не обидеть.
- В прошлом с ним случилось какое-то несчастье или, возможно,
душевное потрясение. Что именно, Джумин сам не ведает, но некий срок
он провел в беспамятстве. Он из очень богатой и знатной семьи, из рода
ханайцев Джума, и денег родичи не пожалели, наняли лучших целителей.
Сознание к нему вернулось, но здесь, - Сайлис коснулся лба, - не все
в порядке. Очнувшись, он не смог многого вспомнить и, мне думается, не
очень верит рассказам о своей прежней жизни.
- Интеллект не пострадал, - добавил астроном. - Он человек
образованный, знаком со многими языками, искусен во многих науках,
но не помнит, что с ним было в детстве, юности и в более зрелых годах.
Не исключаю, случалось там такое, о чем ему не хочется вспоминать... -
Цонкиди-ако сделал жест сожаления. - Такое бывает. Это непроизвольная
реакция - защитный барьер в подсознании блокирует нечто тягостное, горе,
которое душа и разум не силах вынести.
- И давно это произойти? - спросил напряженно слушавший Амус.
- Очевидно, шесть лет назад, так как все последние годы Джу провел
в Куате. Есть надежда, что тишина и покой, приятный климат и умственные
занятия его исцелят или хотя бы позволят что-то вспомнить... Для нас, его
друзей, он не делает из этого секрета.
- Мне кажется, - молвил О'Паха, - в его прошлом нет ничего
ужасного - я имею в виду преступление или какие-то бесчестные поступки.
Он хороший человек.
- В этом нет сомнений, - согласился Цонкиди-ако. - В древности
о таких людях говорили: его сетанна высока! И еще говорили: вот кецаль
среди людей.
- Я тоже не думаю, что было в его жизни что-то постыдное, о
чем он не хочет вспоминать, - произнес Пиладкастронера. - Беда, другое
дело! Несчастье, от которого он не смог оправиться... Говорится в Книге
Повседневного: для каждого наступает время собирать черные перья.
- Верно говорится, - подтвердил Цонкиди-ако. - Но из черных
перьев тоже плетут красивые ковры, а наш друг Джумин - мастер искусный.
Так ли, иначе, но он нашел себе занятие. Живет, ждет, не жалуется...
- Мы будем о нем вспоминать, - сказал О'Паха. - Будем вспоминать,
когда полетим на Внешний Одисс. Это так далеко... Что поддержит нас,
кроме памяти о достойных людях?
Они молча стояли под сосной, глядя на лунный серп, что поднимался
на востоке.
* * *
- Санра, - бормотал Аранна, пробираясь узкой дорожкой к дому,
- санра, теокалли... Древность и, несомненно, одиссарская.
Для него, этнографа и историка, эти слова были полны глубокого
смысла. Санра, в эпоху Джеданны Первого и Джиллора Воителя, обозначала
подразделение одиссарского войска из нескольких сотен бойцов, а в более
поздние времена - команду для особых поручений, уже не обязательно
военную. Словом "теокалли" в Уделе Одисса называли пирамиды и другие
высокие сооружения, расположенные на холмах и искусственных насыпях.
Но с течением лет одни слова забывались, другие изменяли смысл, отвечая
все более сложным понятиям, ибо мир не становился проще. Мир неизменно
двигался вперед; вместо бычьих упряжек появлялись моторные экипажи и
воздушные суда, вместо масляных светильников - эммелитовые лампы, вместо
посыльных соколов - беспроводная видеосвязь. Теперь под санрой понималась
группа лиц, связанных общими интересами, что-то вроде компании или клуба,
а теокалли означало высоту, с которой можно бросить взгляд на окружающую
местность. Но не только это; применительно к Рикару Аранне, Джумину и их
приятелям "теокалли" обретало отвлеченный смысл, так как они обозревали
не горы, степи и леса, а тайны настоящего и прошлого. Прикосновение к
ним скрашивало скуку, частую спутницу жизни в маленьком городке, едва ли
переносимую для натур энергичных, одаренных любопытством и острым умом.
Это их объединяло - ум, энергия, любопытство, а еще потребность в
общении.
В их сообществе Ират и Джумин Поло занимались проблемой
долгожительства, пытаясь отыскать истину в Священных Книгах и старинных
хрониках, повествовавших о людях светлой крови, владыках стран Эйпонны,
жизнь которых измерялась как минимум столетием. Сведения об этих
древних сагаморах были скудными, и далеко не все попало в Сплетение, то
есть в общепланетную сеть, доступную логическим машинам. Было известно,
что в Тайонеле, Коатле и Мейтассе род долгожителей пресекся три с
половиной или четыре века назад, во время гибельных нашествий варваров
и династических пертурбаций. Три остальных Великих Дома, Одиссар, Арсолана
и Сеннам, пали в эпоху локальных войн, развязанных Аситской империей, либо
иссякли из-за малочисленности потомства, не позволявшей светлорожденным
создавать семейные пары. Точных сведений об этом не имелось, хотя еще были
фамилии, претендовавшие на родственную связь с прежними владыками. Но даже
сагамор Сеннама, ведущий родословную от Арг-ап-Каны, являлся обычным
человеком - дожив до восьмидесяти лет, он состарился, одряхлел и в любой
момент мог переселиться в Великую Пустоту.
Интересы четырех "звездочетов" были связаны с Безымянными
Звездами. Вдохновителем этой идеи стал Цонкиди-ако, узревший странный
небесный объект еще в юные годы, во время работы в Южном Лизире, в
обсерватории "Семпоала". Нрав у уроженцев Юкаты сдержанный, замкнутый,
и Цонкиди-ако не был исключением; по этой ли причине или опасаясь за
свою репутацию, он никого не известил о тогдашних наблюдениях. Здесь,
в Куате, в "Оке Паннар-са", он считался ведущим ученым, а потому имел
гораздо большую свободу и беспрепятственный доступ к инструментам и
логическим машинам. Здесь он нашел помощников и соратников, готовых
обсуждать любую гипотезу, самый фантастический проект.
Логр Кадиани, помимо финансовых дел, был любителем развлечений,
переполнявших всемирную сеть в последние десятилетия. Мелги и объемные
экраны позволяли играть одному или с партнерами, погружаться в прошлое,
в бурные эпохи Первого и Второго Средневековья, воевать и властвовать,
общаться с богами или самому стать богом и воздвигнуть иллюзорные миры
в любом количестве. Человеку с фантазией только того и надо! Однако
у таких забав, если не у всех, то у изрядной части, имелся некий базис,
вполне реальный, если верить вычислителям и конструкторам мелгов.
Бродила среди них легенда о Завещании Кайна Джакарры, зашифрованном и
укрытом в Сплетении в середине двадцатого века; подобравший ключик к
этому секрету мог оказаться владельцем неисчислимых богатств, хранящихся
во льдах юга или севера, а может, на дне мирового океана. Кадиани,
по собственным его словам, за богатством и властью не гнался, а искал
разгадку, движимый любопытством и упрямством; опять же было о чем
поговорить с приятелями в "Пестром керравао".
- К достойной компании я прибился, хвала богам! - буркнул Аранна,
переступив порог своего небольшого хогана. В доме, что прятался у подножия
прибрежного утеса, было всего две комнаты, опочивальня и просторный зал,
где он работал. Здесь на полках, в строгом порядке, стояли книги, ларцы со
старинными рукописями и деревянные резные статуэтки, а ниже были разложены
предметы обихода варварских племен Эйпонны - звериные маски тонома, щиты
и дротики киче, пояса и духовые трубки хединази, посуда из раковин и тыкв,
вампы, оружие, украшения, изделия из перьев. В одном углу располагался
стол с логической машиной, включенной в сеть, и коробками, где лежали
памятные нити, в другом - огромный сундук. В сундуке хранилось походное
снаряжение: палатка, гамак, карабин, легкая, плотная, защищающая от
мошкары одежда, фляги, ножи и наплечные сумки с отделениями для образцов.
В своей ипостаси этнографа Рикар Аранна занимался племенами гор и джунглей
Нижней Эйпонны; за три десятилетия он исходил Дельту Матери Вод, не раз
поднимался и спускался по течению великой реки, жил в деревушках тонома
и шиах, гуаров и арахака, странствовал в горах, в землях воинственных
шиче, утамара и тазени, и дважды пытался пробраться в Чанко. Но безуспешно;
в первый раз получил камнем в голову, а во второй - сломался нанятый им
винтокрыл. Джунгли были малоприятным местом, а ледяные горы - и того хуже:
воздух разреженный, дышать тяжело, нет ни дорог, ни тропинок, ни пищи, а
горцы на редкость неприветливы. Возможно, Аранна мог бы заняться чем-нибудь
другим, менее опасным - история его родной страны была богата и во многих
моментах загадочна. Но все же он предпочитал джунгли, реки, льды и скалы
уютным арсоланским городам, великолепным храмам и богатым книгохранилищам.
Были, были к тому причины!
Приблизившись к полкам, он сдвинул потайную крышку и извлек из
ниши в стене небольшой ларец. Перенес его на стол, смахнул пыль и долго
глядел на ларчик, поглаживая деревянные полированные бока. Затем произнес
вполголоса:
- Безымянные Звезды, храни их светлый Арсолан! Что они нам
принесли, чем одарили? Они там, наверху, а здесь...
Рикар Аранна открыл ларец. Там лежали две сферы величиной с
половину кулака. По виду - из яшмы, багрово-красной, в желтых и розовых
разводах. Два гладких, идеально отполированных шарика, без щербин,
оставленных временем.
Историк прикоснулся к ним ладонями, зажмурился и застыл в
напряженной позе, словно желая извлечь из шаров некую таинственную
эманацию. Ничего не произошло.
Его руки бессильно упали.
* * *
В этот вечер последним до своего жилища добрался Логр Кадиани.
Все четыре года, проведенных в Куате, он снимал особняк на улице
Бескрайних Вод. Улица скатывалась с крутого холма к набережной, и по
обеим ее сторонам через каждые десять-пятнадцать шагов имелись ступени.
Кадиани пришлось взбираться на самый верх, хотя выпитое пиво и съеденное
мясо таких трудов не одобряли. Разумеется, он мог бы снять хоган у
набережной, но это было бы неприлично для финансиста Банкирского Дома
"Шо-Кам". С его положением и доходом он был обязан жить выше всех.
Отдуваясь и придерживая живот с колыхавшимся там пивом, Кадиани
взошел на второй этаж, включил свет и с блаженным вздохом опустился
в кресло. На полу перед ним стояли два больших экрана, подключенных к
мощному мелгу; их серебристые поверхности слабо мерцали, а внизу светились
полоски отсчета времени. Одна фиолетовая - в Куате наступила ночь; другая
розовая - в Южном Лизире занималось утро. Кадиани глядел на правый экран
с розовой полосой, морщил лоб, вздыхал, теребил темную бородку. Его вид
и жесты выдавали нерешительность.
Экран вспыхнул, и сквозь серебристую мглу проступило лицо
пожилого человека. Широкоскулое, с плоским носом и крупным ртом, оно
могло принадлежать кейтабцу, но темная кожа намекала, что к кейтабским
предкам добавились коренные лизирцы, батоло или закофу. Волосы мужчины,
длинные, черные и прямые, были стянуты налобной повязкой, украшенной
алмазами. Он наверняка был знатен и богат.
- Есть новости? - спросил темнокожий на универсальном арсоланском.
- По интересующему нас вопросу - нет, - ответил Кадиани. - Нет,
мой лорд.
Его собеседник ощерился, сделавшись похожим на черную пантеру.
- Есть такое, что нам не интересно? Так стоит ли об этом
упоминать?
- Думаю, стоит. Цонкиди-ако нашел, что искал. Сегодня он...
Темнокожий прервал Кадиани, небрежно махнув рукой.
- Если в куче мусора есть битая чашка, майя ее непременно
откопает... Эти бредни мне не нужны! Что бы ни летало в Чак Мооль,
это принадлежит Коатлю, а мы живем на земле. Здесь наши шахты, заводы
и энергостанции. Ты понял, Логр Кадиани?
- Да, мой господин. Но что я могу поделать? Мы ведь даже
не уверены, тот ли это человек... Сама мысль о... ну, ты понимаешь,
достойный лорд... сама эта мысль нелепа, невозможна! Это... это...
- Хочешь сказать, те же бредни, что измышления майясского
астронома? - усмехнулся темнокожий. - Пусть так! Однако напомню, что
нам безразлично, кто он такой. Мы хотим выяснить, что он знает. Быть
первыми в миг его прозрения, в день, когда сосуд опорожнится! Вот все,
что нам необходимо.
- Этот миг еще не наступил, мой лорд.
- Тогда жди. Сказано богами: истина отбрасывает длинную тень,
но лишь умеющий видеть узрит ее.
Экран снова заволокло серебристым туманом. Вздохнув, Кадиани
потянулся к шкафчику рядом с креслом, вытащил флягу розового одиссарского,
но пить не стал. Глядя в тьму за окнами, он произнес негромко:
- Когда наступит миг прозрения и сосуд опорожнится - что будет
потом? Что, мой лорд? Что будет с сосудом?
Молчание было ему ответом. |