|
ДИЛОГИЯ "СРЕДА ОБИТАНИЯ" и "ЛИВИЕЦ"
"ЭКСМО", 2003-2004 г.
ИСТОРИЯ У каждого из этих романов своя история.
Идея "Среды обитания"
 возникла
у меня внезапно, во время одного из занятий студии Андрея Балабухи. На том
занятии мы обсуждали рассказ молодого автора, содержание которого я уже не
помню, но речь в нем шла об уменьшении человеческого роста раза в три-четыре.
Внезапно я подумал, что произведений о "маленьких людях" очень немного: кроме
свифтовского Гулливера в стране лилипутов мне вспомнились еще "В стране дремучих
трав" Владимира Брагина и две детские повести: Ян Ларри "Необыкновенные
приключения Карика и Вали" и Петр Гордашевский "Их было четверо". Три последних
вещи - с "энтомологическим" уклоном, так как в них крохотные человеческие
существа попадают в мир насекомых и пытаются в нем выжить. Другое дело Свифт,
мастер иносказания - у него малый размер лилипутов эквивалентен ничтожности их
душ. Но так ли, иначе - ниша здесь явно намечалась (под нишей я понимаю не
слишком заезженную тему). Оттолкнувшись от данной посылки, я решил написать
антиутопию и при этом максимально запутать читателя - так, чтобы до решающего
"момента истины" он не догадался, что речь идет о мельчайших созданиях,
мельтешащих в своем сравнительно небольшом муравейнике. С
"Ливийцем" ситуация иная. Много лет меня подмывало написать утопию о счастливом
будущем - при том, что я понимал всю тяжесть такой задачи и собственное
нахальство - ибо такие утопии создавались титанами. Однако попробовать очень
хотелось, и я все-таки сел к компьютеру. Резоны, касающиеся "Ливийца", изложены
мной в послесловии к этому роману, которое приводится далее.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Любители и ценители фантастики, к которым принадлежу я сам,
отлично знают, что в этом жанре создано великое множество антиутопий,
романов-предупреждений и тому подобное, а вот утопий, повествующих о счастливом
будущем, неизмеримо меньше. Если не касаться давних времен, когда трудились
Уильям Моррис ("Вести ниоткуда"), Герберт Уэллс ("Люди как боги"), Александр
Богданов ("Красная звезда") и Вивиан Итин ("Страна Гонгури"), настоящие утопии
можно пересчитать по пальцам одной руки: "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова,
"Магелланово облако" Станислава Лема, "Полдень, XXII век" братьев Стругацких и
"В стране наших внуков" Яна Вайсса. С некоторой натяжкой к этой разновидности НФ
можно отнести отдельные произведения Г.Мартынова, Г.Гуревича и ряда других
писателей, но даже с учетом этих творений эпохи соцреализма утопий очень мало.
Кроме того все они, даже романы моих любимых авторов, Лема,
Ефремова и Струг ацких,
имеют общий недостаток - в этих произведениях описано общество сравнительно
недалекого будущего. Далее всех, за тысячу лет, рискнул заглянуть Ефремов, но в
его "счастливом завтра" люди вовсе не всемогущи: имеется конфликт между
конечностью знаний и технических возможностей в данный момент и беспредельными
человеческими желаниями. Конкретно говоря, хотелось бы полететь в туманность
Андромеды, да звездолеты еще не те...
Утопии англо-американских авторов, за исключением указанных
выше, мне не известны. Разумеется, есть масса романов классиков жанра, Азимова,
Хайнлайна, Фармера, Гаррисона, Андерсона, Ле Гуин, Герберта, Желязны и других, в
которых описано будущее, но это совсем не утопии. Эти романы посвящены чему
угодно, колонизации иных миров, галактическим войнам и склокам, закату жизни на
Земле и прочим материям подобного рода, читать о которых весьма занимательно. Но
жить в этом будущем... Помилуй Бог! - как говаривал генералиссимус Суворов.
Легко заметить и другое обстоятельство: авторами настоящих
первоклассных утопий были также созданы антиутопии, причем последние заметно
более ярки и интересны. Антитезой "Туманности Андромеды" является "Час Быка",
"Полдню" можно противопоставить "Обитаемый остров" и "Трудно быть богом", а
"Магелланову облаку" - "Возвращение со звезд". Случайно ли это?
Разумеется, нет. Дело в том, что в основе всякой истории
лежат конфликты, число которых ограничено: конфликт рас, народов, верований и
политических систем, конфликт поколений, любовный конфликт, конфликт между
обиженным и обидчиком, конфликт между возможностями человека и необъятностью его
стремлений и некоторые другие. Эти конфликты порождают интригу романа, повести,
рассказа; разрабатывая их, разрешая тем или иным путем, авторы создают весь
спектр повествований, от занимательных детективов и фантастики до элитарной
литературы. Теперь давайте представим общество далекого, очень далекого
будущего, такое время, когда человек поистине всемогущ. Это означает, что живет
он вечно, что он свободен, независим и самодостаточен, что он может мгновенно
перемещаться в пространстве на любые расстояния (конечно, без всяких
звездолетов), что он обладает безмерным духовным богатством, никому не завидует
и не желает зла. Словом, это счастливое, а значит, бесконфликтное будущее.
Нет конфликта - нет романа! Но я все-таки рискнул. Вам
судить, что у меня получилось.
Сделаю еще два замечания.
Во-первых, счастливое общество очень далекого будущего не
обязательно бесконфликтно - просто мы, примитивные дикари, не в силах вообразить
ни целей его, ни проблем, ни, разумеется, конфликтов. Одну проблему, вошедшую в
повествовательное поле моего романа, я позаимствовал из "Мира Реки" Филипа
Фармера, который когда-то переводил. Блестящий цикл, но важный момент в нем
опущен: как и почему этики додумались реанимировать всех умерших людей прошлых
поколений. Решили, и все? Плохо в это верится. Полагаю, ситуация была намного
сложней, и без споров не обошлось.
Во-вторых, я хочу напомнить, что "Ливиец", вместе со "Средой
обитания", составляют дилогию. "Среда обитания" посвящена судьбе и приключениям
Павла Лонгина в эпоху Большой Ошибки, и эту историю можно было бы можно назвать
антиутопией. Какой из этих двух романов первый, какой второй? Я сам этого не
знаю. Это взаимосвязанные, но, в то же время, совершенно независимые
произведения, и их можно читать в любом порядке.
СЮЖЕТ "СРЕДЫ ОБИТАНИЯ"
Структура романа - "гребенка": главы, в которых повествование идет от лица
одного или другого главного героя, чередуются. Время действия - пять-семь веков
от наших дней, место действия - подземный город Мобург в районе Валдайской
возвышенности. Мир радикально изменился: на Поверхности Земли никто не живет,
гигантское население сосредоточено в сотнях подземных городов, соединенных
скоростными и тоже подземными трассами, расы и нации исчезли, повсюду принят
единый язык, минувшее прочно забылось - считается, что человечество всегда
обитало и прогрессировало под землей, в естественных полостях, а потом мудрые
предки, достигнув высокой стадии технического прогресса, расширили эти пещеры и
выстроили комфортные города. Эти огромные поселения отчасти автономны, так как в
каждом есть своя администрация и своя полиция, но имеются также общеземные
консорциумы, производящие пищу, развлечения, товары и т.д. и разбросавшие по
всем городам свои филиалы и производства. Консорциумы содержат войска, свирепо
конкурируют друг с другом и даже воюют, но по определенным правилам - скажем,
запрещается разрушать городские здания-колонны, подпирающие кровлю. Общество
поделено на группы, связанные с тем или иным консорциумом, но есть и независимые
личности - люмпены, наркоманы, свободные охотники, наемники. Словом,
преисподняя.
В нее попадает герой номер один - писатель Павел Лонгин,
который необъяснимым образом переносится из наших дней в то далекое завтра и,
вдобавок, оказывается в теле местного уроженца Дакара (утратив при этом часть
своей памяти). В этом гнусном будущем он сильно тоскует, пока не встречается со
вторым моим героем - одноруким свободным охотником Критом. Крит, как и другие
люди его профессии, кормится наемничеством - консорциумы и городская
администрация привлекают этих трудяг ножа и бластера в разных щекотливых
ситуациях, когда необходимо с кем-нибудь разобраться. Как раз такая миссия
поручена Криту и его помощникам, и Лонгин-Дакар принимает в ней участие. Миссия
связана с исследованием заброшенных тоннелей и подземелий, и Лонгин
рассчитывает, что удастся отыскать давно забытые пути наверх, на земную
Поверхность, куда он мечтает выбраться. В конце концов, после всяческих
приключений, группа Крита находит эту дорогу, поднимается в реальный мир и
обнаруживает истину: их цивилизация - ничтожный муравейник насекомых, их время -
Темные Века, затмение человеческой расы.
К Лонгину возвращается память: когда-то он по случайности
стал участником эксперимента в некой аномальной зоне, где, образно говоря, дуют
ветры времени между прошлым и будущим. Он отыскивает это место и покидает Темные
Века - с надеждой, что попадет в более счастливый мир грядущего.
СЮЖЕТ "ЛИВИЙЦА"
Мир таков, каким я его представил в послесловии к роману: человек всемогущ и
живет вечно; человек свободен, независим и самодостаточен; он может мгновенно
перемещаться в пространстве на любые расстояния, он безмерно богат, никому не
завидует и не желает зла. Кстати, главным достижением прогресса является не
свобода странствий в Галактике, а практическое бессмертие; я глубоко убежден,
что все мы мечтаем не о космических вояжах, а о том, чтобы жить хорошо и долго,
желательно - всегда. В этом описанном мной будущем Павел Лонгин хотя и важный,
но второстепенный персонаж; главный же герой - историк Андрей по прозвищу
Ливиец. В его эпоху одним из важнейших дел является восстановление земной
истории во всех ее подробностях, спасение всех погибших шедевров литературы и
искусства, точное описание идей и жизни гениев. Задача вполне решаемая, так как
у Андрея и его коллег есть машина времени - не совсем машина, но что-то вроде
этого. Они странствуют по разным местам и временам, а что касается Андрея, то он
занимается ливийцами, загадочным и безвозвратно исчезнувшим народом - отсюда и
прозвище. Некогда ливийцы обитали в Сахаре и в Древнем Египте, и эпизоды
странствий моего героя в эти области включены в роман.
О конфликте, разыгравшемся в том далеком далеке, я уже
намекнул в приведенном выше послесловии. Имеется возможность дать плотское
существование (вторую жизнь) всем людям, когда-либо обитавшим на нашей планете -
начиная с кроманьонцев и кончая поколениями технологической, но еще не достигшей
бессмертия эпохи. Технически это осуществимо; более того, всех оживших (а их
десятки, если не сотни миллиардов) можно разместить в землеподобных мирах,
обеспечив им комфортное существование и личное бессмертие. Вопрос, стоит ли это
делать? С одной стороны, наши могущественные бессмертные потомки видят в том
свой долг перед несчастными предками, чья жизнь была столь эфемерной и полной
горестей и бед. С другой, как используют вторую жизнь дикари каменного века,
кровожадные ассирийцы, варвары гунны, миллионы невежественных фанатиков и и
прочая публика такого сорта? Если же оживлять не всех, то где моральная граница
для однозначного ответа: подходит или не подходит? Вокруг этих проблем и
завязывается борьба мнений, а главным арбитром, волею судеб, становится Павел
Лонгин. Великий искус для него! Ибо, даже заброшенный в счастливое грядущее, он
тоскует по своей семье, своим друзьям, своей эпохе, которые могут быть ему
возвращены.
Не буду говорить о его решении; захотите - прочитайте, и
узнаете.
БИБЛИОГРАФИЯ:
"Среда обитания" 2003 г, "ЭКСМО", 476 стр.
тираж 11 000 экз.
переиздание в мягком 2004 г, "ЭКСМО", 380 стр.,
тираж 8 000 экз.
третье переиздание дилогии 2005 г, "ЭКСМО", 700 стр.,
"Среда обитания", "Ливиец" тираж 7 000 экз.
в одном томе в серии "Экспансия"
под названием "Первопроходец"
(новое оформление)
"Ливиец" 2004 г, "ЭКСМО", 476 стр.
тираж 11 000 экз.
переиздание в мягком 2005 г, "ЭКСМО", 380 стр.,
тираж 10 000 экз.
третье переиздание дилогии -
см. выше
|
